флотский юмор. А может быль, сарказм или ещё что.
Начало
На флоте ЛЮБОЕ НАЧИНАНИЕ всегда делится на четыре стадии:
первая - ЗАПУГИВАНИЕ;
вторая - ЗАПУТЫВАНИЕ;
третья - НАКАЗАНИЕ НЕВИНОВНЫХ;
четвертая - НАГРАЖДЕНИЕ НЕУЧАСТВУЮЩИХ.
Конец
- Что вы видели на флоте?
- Грудь четвертого человека.
- И чем вы все время занимались?
- Устранял замечания.
там ещё есть.
* ОФИЦЕРА МОЖНО *
Офицера можно лишить очередного воинского звания или должности, или обещанной награды, чтоб он лучше служил.
Или можно не лишать его этого звания, а просто задержать его на время, на какой-то срок - лучше на неопределенный, - чтоб он все время чувствовал.
Офицера можно не отпускать в академию или на офицерские курсы; или отпустить его, но в последний день, и он туда опоздает, - и все это для того, чтобы он ощутил, чтоб он понял, чтоб дошло до него, что не все так просто.
Можно запретить ему сход на берег, если, конечно, это корабельный офицер, или объявить ему лично оргпериод, чтоб он организовался; или спускать его такими порциями, чтоб понял он, наконец, что ему нужно лучше себя вести в повседневной жизни.
А можно отослать его в командировку или туда, где ему будут меньше платить, где он лишится северных надбавок; а еще ему можно продлить на второй срок службу в плавсоставе или продлить ее ему на третий срок, или на четвертый; или можно все время отправлять его в море, на полигон, на боевое дежурство, в тартарары - или еще куда-нибудь, а квартиру ему не давать, - и жена его, в конце концов, уедет из гарнизона, потому что кто же ей продлит разрешение на въезд - муж-то очень далеко.
Или можно дать ему квартиру - "Берите, видите, как о вас заботятся", - но не сразу, а лет через пять - восемь, пятнадцать - восемнадцать, - пусть немного еще послужит, проявит себя....
Атомник Иванов
Умер офицер, подводник и атомник Иванов. Да и черт бы, как говорится, с ним, сдали бы по рублю и забыли, тем более что родственников и особой мебели у него не обнаружилось, и с женой, пожелавшей ему умереть вдоль забора, он давно разошелся. Но умер он, вопервых, не оставив посмертной записки, мол, я - умер, вините этих, и, во-вторых, он умер накануне своей пятнадцатой автономки. Так бы он лежал бы и лежал и никому не был бы нужен, а тут подождали для приличия сутки и доложили по команде.
Вот тут-то все и началось. В квартиру к нему постоянно кто-то стучал, а остальной экипаж в свой трехдневный отдых искал его по сопкам и подвалам. Приятелей его расспросили - может, он застрял у какой-нибудь бабы. В общем, поискали, поискали, не нашли, выставили у его дверей постоянный пост и успокоились. И никому не приходило в голову, что он лежит в своей собственной квартире и давно не дышит.
Наклевывалось дезертирство, и политотдел затребовал на него характеристики; экипажная жизнь снова оживилась. В запарке характеристики ему дали как уголовнику; отметили в них, что он давно уже не отличник боевой и политической подготовки, что к изучению идейно-теоретического наследия относится отвратительно, а к последним текущим документам настолько прохладен, что вряд ли имеет хоть какой-нибудь конспект.
Долго думали, писать, что "политику он понимает правильно" и "делу" предан, или не писать, потом решили, что не стоит.
В копию его служебной карточки, для полноты его общественной физиономии, вписали пять снятых и двадцать неснятых дисциплинарных взысканий; срочно слепили две копии суда чести офицерского состава, а заместитель командира, заметив, что у него еще есть в графе место, пропустил его по всем планам политиковоспитательной работы как участника бесед о правовом воспитании воина.
Сдали все собранные документы в отдел кадров и, срочно прикомандировав вместо него какого-то беднягу прямо из патруля, ушли, от всей души пожелав ему угодить в тюрьму.
Отдел кадров, перепроверив оставленные документы, установил, что последняя аттестация у него положительная.
Аттестацию переделали. Сделали такую, из которой было видно, что он, конечно, может быть подводником, не без этого, но все-таки лучше уволить его в запас за дискредитацию высокого офицерского звания.
Прошло какое-то время, и кому-то пришло в голову вскрыть его квартиру. Вскрыли и обнаружили бренные останки атомника Иванова - вот он, родной...
