С днём рождения, Владимир Семёнович!
Если б водка была на одного —
Как чудесно бы было!
Но всегда покурить — на двоих,
Но всегда распивать — на троих.
Что же на одного?
На одного — колыбель и могила.
(«Если б водка была на одного…», 1963)
Какие странные дела...
У нас в России лепятся!
(Она на двор — он со двора, 1965/1966)
Лучше гор могут быть только горы,
На которых ещё не бывал.
(«Прощание с горами», 1966)
Мне вчера дали свободу.
Что я с ней делать буду?
(Дайте собакам мяса, 1967).
Наше время иное, лихое, но счастье как встарь, ищи!
И в погоню летим мы за ним, убегающим вслед.
Только вот в этой скачке теряем мы лучших товарищей
На скаку не заметив, что рядом — товарищей нет.
(«Песня о новом времени», 1966 или 1967)
Возвращаются все — кроме лучших друзей,
Кроме самых любимых и преданных женщин,
Возвращаются все — кроме тех, кто нужней…
(«Корабли постоят — и ложатся на курс…», 1967)
Даже в дозоре можно не встретить врага...
Это не горе, если болит нога...
(«Парус», 1967)
Но ясновидцев — впрочем, как и очевидцев —
Во все века сжигали люди на кострах.
(«Песня о вещей Кассандре», 1967)
Ты уймись, уймись тоска,
У меня в груди!
Это — только присказка
Сказка — впереди
(«Лукоморья больше нет», 1967)
Если беден я, как пес, один,
И в дому моем шаром кати —
Ведь поможешь ты мне, Господи,
Не позволишь жизнь скомкати!
(«Дом хрустальный», 1967)
…Утро мудренее!
Но и утром всё не так
Нет того веселья:
Или куришь натощак,
Или пьёшь с похмелья.
…И ни церковь, и ни кабак —
Ничего не свято!
Нет, ребята, всё не так,
Всё не так, ребята!
(«Моя цыганская», Зима 1967/1968)
И я попрошу Бога, Духа и Сына,
Чтоб выполнил волю мою:
Пусть вечно мой друг защищает мне спину,
Как в этом последнем бою.
(«Песня летчика», 1968)
Жираф большой — ему видней!
(«Песенка ни про что, или Что случилось в Африке», 1969)
Ведь Земля — это наша душа,
Сапогами не вытоптать душу!
(«Песня о земле», 1969)
Наши мёртвые нас не оставят в беде,
Наши павшие — как часовые…
(«Он не вернулся из боя», Зима 1969)
Словно мухи, тут и там,
Ходят слухи по домам,
А беззубые старухи
Их разносят по умам,
Их разносят по умам.
(«Песенка о слухах», 1969)
Эх вы парни, про вас нужно повесть,
Жалко, повестей я не пишу.
(«Не писать мне повестей, романов», 1969)
Эх, вы мои нервы обнаженные!
Ожили б — ходили б как калеки.
(«И душа и голова, кажись, болит…», 1969)
Я согласен бегать в табуне —
Но не под седлом и без узды!
(«Бег иноходца», 1970)
Соглашайся хотя бы на рай в шалаше,
Если терем с дворцом кто-то занял
(«Здесь лапы у елей дрожат на весу…», 1970)
Мой финиш — горизонт, а лента — край земли.
Я должен первым быть на горизонте!
(«Горизонт», 1971)
Видно люди не могут без яда,
Ну а значит не могут без змей.
(«Песенка про мангустов», 1971)
Кто-то весело орал про тишину.
Нас всегда заменяют другими,
Чтобы мы не мешали вранью.
(«Песня микрофона», 1971)
Кто кончил жизнь трагически — тот истинный поэт,
А если в точный срок — так в полной мере.
С меня при цифре 37 в момент слетает хмель.
Вот и сейчас как холодом подуло:
Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль
И Маяковский лег виском на дуло.
(«О фатальных датах и цифрах», 1971)
Снег без грязи, как долгая жизнь без вранья.
(«Белое безмолвие», 1972)
Мне хочется верить, что грубая наша работа
Вам дарит возможность беспошлинно видеть восход.
(«Черные бушлаты», 1972)
Мы успели: в гости к Богу
Не бывает опозданий.
Так что ж там ангелы поют
Такими злыми голосами?!
(«Кони привередливые», 1972)
Но и падать свободно нельзя, потому
Что мы падаем не в пустоте.
(«Затяжной прыжок», 1973)
Ты, Зин, на грубость нарываешься,
Всё, Зин, обидеть норовишь!
Тут за день так накувыркаешься…
Придёшь домой — там ты сидишь!
(«Диалог у телевизора», 1973).
Эй вы, задние, делай как я.
Это значит — не надо за мной.
Колея эта — только моя!
Выбирайтесь своей колеёй!
(«Чужая колея», 1973).
Мы многое из книжек узнаём,
А истины передают изустно:
«Пророков нет в отечестве своём», —
Да и в других отечествах — не густо.
(«Я из дела ушёл», 1973).
Будут с водкою дебаты, - отвечай:
"Нет, ребята-демократы, - только чай!"
(«Инструкция перед поездкой за рубеж», 1973-1974)
Ах, как нам хочется, как всем нам хочется
Не умереть, а именно уснуть.
(«Баллада об уходе в рай», 1974)
Бог создал человека,
Как пробный манекен.
(«Баллада о манекенах», 1974)
Не страшно без оружия — зубастой барракуде,
Большой и без оружия — большой, нам в утешенье,-
А маленькие люди — без оружия не люди:
Все маленькие люди без оружия — мишени.
Стрельбе, азарту все цвета,
Все возрасты покорны:
И стар и млад, и тот, и та,
И — желтый, белый, черный.
Для пуль все досягаемы,-
Ни черта нет, ни Бога им…
(«Баллада об оружии», 1974)
Мы — сыновья своих отцов,
Но блудные мы сыновья.
(«Мистерия хиппи», 1974)
От погони той даже хмель иссяк.
Мы на кряж крутой на одних осях!
В хлопьях пены вы, струи в кряж лились,
Отдышались, отхрипели да откашлялись.
Я лошадкам забитым, что не подвели,
Поклонился в копыта до самой земли.
Сбросил с воза манатки, повел в поводу.
Спаси Бог вас, лошадки, что целым иду!
(«Погоня», 1974)
А в ответ мне: «Видать был ты долго в пути
И людей позабыл, мы всегда так живем.
Тpаву кушаем, век на щавеле
Скисли душами, опрыщавели.
Да еще вином много тешились
разоряли дом, дрались, вешались...»
(«Старый дом», 1974)
Он кричал напоследок, в самолете сгорая:
— Ты живи, ты дотянешь! — доносилось сквозь гул.
Мы летали под Богом, возле самого рая —
Он поднялся чуть выше и сел там, ну а я до земли дотянул.
(«Песня о погибшем летчике», 1974-1975)
Купола в России кроют чистым золотом —
Чтобы чаще Господь замечал.
(Купола, 1975).
Потому что любовь — это вечно любовь
Даже в будущем вашем далеком.
И во веки веков, и во все времена
Трус, предатель — всегда презираем,
Враг есть враг, и война всё равно есть война,
И темница тесна, и свобода одна —
И всегда на нее уповаем.
(«Баллада о времени», 1975)
Кто без страха и упрёка —
Тот всегда не при деньгах.
(Баллада о вольных стрелках, 1975)
…Потому что если не любил —
Значит, и не жил, и не дышал!
Я дышу, и значит — я люблю!
Я люблю, и значит — я живу!
(«Баллада о Любви», 1975)
Детям вечно досаден
Их возраст и быт…
(«Баллада о Борьбе», 1975)
Ходу, думушки резвые, ходу,
Слово, строченьки милые, слово!
Но родился, и жил я, и выжил,
Дом на Первой Мещанской в конце.
Там за стеной, за стеночкою, за перегородочкой
Соседушка с соседушкою баловались водочкой.
Все жили вровень, скромно так: система коридорная,
На тридцать восемь комнаток всего одна уборная.
Здесь на зуб зуб не попадал, не грела телогреечка,
Здесь я доподлинно узнал, почем она, копеечка.
Вы тоже пострадавшие, а значит обрусевшие.—
Мои — без вести павшие, твои — безвинно севшие.
...коридоры кончаются стенкой,
А тоннели выводят на свет.
Было время и были подвалы,
Было дело и цены снижали.
И текли, куда надо каналы
И в конце, куда надо, впадали.
(«Баллада о Детстве», 1975)
Проникновенье наше по планете
особенно приятно вдалеке:
в общественном парижском туалете
есть надписи на русском языке.
Ваня, Ваня, мы с тобой в Париже
нужны как в бане пассатижи.
(Песня-зарисовка о Париже, 1975)
Тот, кто руль и вёсла бросит,
Тех Нелёгкая заносит —
Так уж водится!
(Две судьбы, 1975, 1976—1977).
Всё человечество давно хронически больно,
И всю историю оно болеть обречено…
(История болезни, 1976)
Нам осталось уколоться и упасть на дно колодца,
и пропасть на дне колодца, как в Бермудах навсегда.
Удивительное рядом, но оно запрещено!
Уважаемый редактор,
Может лучше про реактор,
Про любимый лунный трактор?
(Письмо в редакцию телевизионной передачи «Очевидное — невероятное» из сумасшедшего дома с Канатчиковой дачи, 1977)
Жизнь впереди — один отрезок прожит,
Я вхож куда угодно — в терема и в закрома:
Рожден в рубашке — Бог тебе поможет,-
Хоть наш, хоть удэгейский — старый Сангия-мама!
(«Реальней сновидения и бреда…», 1977)
Вот уже очищают от копоти свечек иконы,
И душа и уста — и молитвы творят, и стихи.
(«О конце войны», 1977)
Суета всех сует — всё равно суета.
(Мне судьба — до последней черты, до креста, 1978)
При власти, деньгах ли, при короне ли —
Судьба людей швыряет как котят.
(«Лекция о международном положении, прочитанная человеком, посаженным на 15 суток за мелкое хулиганство, своим сокамерникам», 1979)
И нас хотя расстрелы не косили,
Но жили мы, поднять не смея глаз.
Мы тоже дети страшных лет России -
Безвременье вливало водку в нас.
(«Я никогда не верил в миражи», 1979-80)
Я прозревал, глупея с каждым днем,
Я прозевал домашние интриги.
Не нравился мне век и люди в нем
Не нравились. И я зарылся в книги.
("Мой Гамлет", 1974)
